Средний россиянин считает, что старость наступает в 70,7 года! Об этом говорит последнее исследование из МГУ и РАН. Как в России меняются представления о старшем поколении? Чем сегодняшние 60-летние жители страны отличаются от своих родителей? Отвечают доцент Департамента социологии Факультета социальных наук НИУ ВШЭ Ольга Савинская и социолог Европейского университета Карина Макарова.

Почему в России отодвигается старость?

Ольга Савинская: Исследование коллег [из МГУ и РАН] лишний раз показывает, что представления о старости поменялись. Вернее, я бы сказала, что они в процессе изменений. Ситуация находится в динамике и, думаю, что если мы проведем аналогичное исследование лет через десять, то увидим еще большее смещение границы старости.

Главная причина что в России, что в мире — увеличение продолжительности жизни. В передовых странах этот процесс сейчас уже постепенно тормозится, продолжительность растет не так быстро, но в России этот процесс пока еще активен. Особенно в мужских когортах, где мы традиционно видели более раннюю смертность.

Конечно, эта тенденция наблюдается в России неравномерно. В крупных городах, где медицинская помощь более доступна, она выражена много сильнее. Так, Москва по ожидаемой продолжительности жизни в некоторых возрастных когортах очень похожа на Швецию, а в некоторых (наиболее старших) категориях даже превосходит скандинавские показатели. Во всяком случае, так было несколько лет назад. Но и в целом по стране это движение все же присутствует.

Это, естественно, приводит к тому, что мы больше видим 50–60-летних людей вокруг себя, что они ведут более активную жизнь, чем та, которую вели в этом возрасте представители предыдущих поколений. Это влечет за собой изменение наших установок, мы по-другому осмысляем возраст и старость.

И теперь старость наступает после 70?

Карина Макарова: Граница наступления старшего возраста, определяемая на основании субъективного восприятия, действительно сдвинулась и остается подвижной. Я обращала внимание на более ранние исследования в России, согласно которым субъективное понимание наступления старости связывалось с 60-летним возрастом, [теперь — с 70]. Но я бы здесь не стала комментировать усредненные значения. Цифра [полученная московскими учеными в ходе опроса] — средняя. Скорее, следует сказать о том, что хронологический возраст [конкретная цифра в паспорте] все еще воспринимается старшим поколением как значимый ориентир для определения возможностей и ограничений, вместе с тем, он перестает быть единственным и неоспоримым.

То, как человек субъективно определяет свой возраст, происходит под влиянием многих факторов — ресурсов и состояния здоровья, особенностей биографии, оценок окружающих, возможностью оставаться интегрированными в рынок труда и другими.

При этом в России по-прежнему довольно сильны консервативные представления о хронологической структурированности жизни, доминирует нормативный сценарий старения, предполагающий, в том числе исполнение традиционных гендерных ролей в старшем возрасте. Вместе с тем, становятся заметны новые образцы старения, обусловленные появлением новых возможностей развития и усилением агентности людей старшего возраста, их способностью и желанием осуществлять выбор в отношении того, каким образом проживать свою жизнь.

Как меняются сами россияне старшего возраста?

Ольга Савинская: Современная медицина, мода на здоровый образ жизни помогает дольше оставаться в здоровом, бодром состоянии. Кроме того, рынок технологий, товаров для быта конструирует совершенно другую жизнь. Поэтому современная старость (в том числе и в России) предполагает совершенно иной уровень активности и потребления.

Стереотипное сидение у подъезда для современных пожилых людей теперь не норма, а скорее особенность. Падает у нас и потребление алкоголя среди старших возрастов (хотя и не так быстро, как в младших). Мы почти не увидим людей, которые демонстративно, на уровне походки, показывали бы свой пожилой возраст, как это было еще в начале XX века, когда люди начинали ходить с палочкой, даже когда у них не было существенных проблем с передвижением. Все эти изменения в немалую очередь связаны с тем, что в постсоветское время появились новые институты, которые по-другому формируют проживание этого этапа жизни.

Простой пример — поставили качели где-то на набережной. Могли ли раньше люди старшего возраста пойти на них покачаться? Скорее нет, это было бы странно, с точки зрения общества. Сейчас — запросто. Люди в старшем возрасте начинают позволять себе получать удовольствие: гулять, встречаться с друзьями, пользоваться городскими сервисами. Это создает двоякий эффект: с одной стороны, это повышает возможности каждого конкретного человека, с другой — эта маленькая общественная публичная активность дает сигнал окружающим, создает новую норму. Мы видим бабушек в кафе, можем встретить их на концерте, в том числе молодежной музыки, видим людей старшего возраста, которые занимаются спортом.

То есть 60-летние россияне все больше похожи на своих сверстников за рубежом?

Ольга Савинская: Мы с неизбежностью идем к этому. Это глобальный процесс. Да, Европа в нем опережает другие страны, но смещение старости и активный пожилой возраст — это глобальный тренд, в рамках которого движутся все общества.

Конечно, этот процесс, следует повториться, идет у нас неравномерно. Крупные города уже очень близки к Европе по своим установкам в части старости. В остальных местах часто нет инфраструктуры для активного долголетия. Однако даже в сельскую местность эти тенденции проникают, в том числе благодаря интернету. Он позволяет некоторым людям в маленьких городах вести свое дело, заниматься творчеством, реализовывать себя. Хотя, конечно, там это скорее исключения.

А что с остальными?

Ольга Савинская: Разумеется, есть люди, которые не укладываются в эти новые представления. У кого-то меньше ресурсов, у кого-то были другие установки здоровья, и они подошли в худшем физическом состоянии. Но я думаю, что постепенно процент таких людей будет становиться меньше.

Однако вовсе эти разрывы не пропадут — всегда такие модернизационные процессы идут неравномерно. Именно поэтому важно диверсифицировать нашу социальную политику. То есть, с одной стороны, мы, разумеется, должны говорить об активном долголетии, здоровом образе жизни. Но, с другой стороны, мы должны понимать, что есть заметная группа людей, которым следует оказывать помощь по-старому, в том числе, чтобы они могли вести образ жизни, хотя бы отчасти похожий на тот, что имеют их более ресурсные сверстники.

В противном случае эти люди могут оказаться в двойной изоляции: с одной стороны, как люди старшего возраста, с другой — как те, кто не соответствует уже новым представлениям об активной старости.

Оригинальная публикация : https://www.sobaka.ru/city/society/173497